Юрий Никитин - Как стать писателем… в наше время

Выпалывайте, выпалывайте. Выпалывайте! Это хоть и нужная работа, но все-таки самая легкая. А эффект от нее заметен сразу.

Давайте посмотрим другую повесть Льва Толстого, еще более известную, яркую, красочную, «Хаджи-Мурат». Вот так начинается первая глава:

«Я возвращался домой полями. Была самая середина лета. Луга убрали и только что собирались косить рожь.

Есть прелестный подбор цветов этого времени года: красные, белые, розовые, душистые, пушистые кашки; наглые маргаритки; молочно-белые с ярко-желтой серединой „любишь-не-любишь“ с своей прелой пряной вонью; желтая сурепка с своим медовым запахом; высоко стоящие лиловые и белые тюльпановидные колокольчики; ползучие горошки; желтые, красные, розовые, лиловые, аккуратные скабиозы; с чуть розовым пухом и чуть слышным приятным запахом подорожник; васильки, ярко-синие на солнце и в молодости и голубые и краснеющие вечером и под старость; и нежные, с миндальным запахом, тотчас же вянущие, цветы повилики.

Я набрал большой букет разных цветов и шел домой, когда заметил в канаве чудный малиновый, в полном цвету, репей того сорта, который у нас называется „татарином“ и который старательно окашивают, а когда он нечаянно скошен, выкидывают из сена покосники, чтобы не колоть на него рук. Мне вздумалось сорвать этот репей и положить его в середину букета. Я слез в канаву и, согнав впившегося в середину цветка и сладко и вяло заснувшего там мохнатого шмеля, принялся срывать цветок. Но это было очень трудно: мало того что стебель кололся со всех сторон, даже через платок, которым я завернул руку, – он был так страшно крепок, что я бился с ним минут пять, по одному разрывая волокна. Когда я, наконец, оторвал цветок, стебель уже был весь в лохмотьях, да и цветок уже не казался так свеж и красив. Кроме того, он по своей грубости и аляповатости не подходил к нежным цветам букета. Я пожалел, что напрасно погубил цветок, который был хорош в своем месте, и бросил его. „Какая, однако, энергия и сила жизни, – подумал я, вспоминая те усилия, с которыми я отрывал цветок. – Как он усиленно защищал и дорого продал свою жизнь“».

А теперь посмотрим этот отрывок еще раз.

«Я возвращался домой полями. Была самая середина лета. Луга убрали и только что собирались косить рожь.

Есть прелестный подбор цветов этого времени года: красные, белые, розовые, душистые, пушистые кашки; наглые маргаритки; молочно-белые с ярко-желтой серединой „любишь-не-любишь“ с своей прелой пряной вонью; желтая сурепка с своим медовым запахом; высоко стоящие лиловые и белые тюльпановидные колокольчики; ползучие горошки; желтые, красные, розовые, лиловые, аккуратные скабиозы; с чуть розовым пухом и чуть слышным приятным запахом подорожник; васильки, ярко-синие на солнце и в молодости и голубые и краснеющие вечером и под старость; и нежные, с миндальным запахом, тотчас же вянущие, цветы повилики. Я набрал большой букет разных цветов и шел домой, когда заметил в канаве чудный малиновый, в полном цвету, репей того сорта, который у нас называется „татарином“ и который старательно окашивают, а когда он нечаянно скошен, выкидывают из сена покосники, чтобы не колоть на него рук. Мне вздумалось сорвать этот репей и положить его в середину букета. Я слез в канаву и, согнав впившегося в середину цветка и сладко и вяло заснувшего там мохнатого шмеля, принялся срывать цветок. Но это было очень трудно: мало того что стебель кололся со всех сторон, даже через платок, которым я завернул руку, – он был так страшно крепок, что я бился с ним минут пять, по одному разрывая волокна. Когда я, наконец, оторвал цветок, стебель уже был весь в лохмотьях, да и цветок уже не казался так свеж и красив. Кроме того, он по своей грубости и аляповатости не подходил к нежным цветам букета. Я пожалел, что напрасно погубил цветок, который был хорош в своем месте, и бросил его. „Какая, однако, энергия и сила жизни, – подумал я, вспоминая те усилия, с которыми я отрывал цветок. – Как он усиленно защищал и дорого продал свою жизнь“.»

Не будем трогать первый абзац, разберем сразу второй, там промахи заметнее. Первое, что тут же бросается в глаза, – обилие слов-сорняков. Те слова, что надо сразу же убирать, помечены курсивом и меньшим кеглем. Прочтите с ними и без них, ощутите разницу: смысл не изменился, но предложения стали более выпуклые и упругие.

В одном абзаце, пусть и большом, шесть раз слово «цветок», явный перебор.

Совершенно не нужны вставные слова и тем более предложения, объясняющие то, что и так видно через ДЕЙСТВИЕ. К примеру, если уберете фразу: «Мне вздумалось сорвать этот репей и положить его в середину букета», то сделаете благое дело, ибо дальнейшим повествованием: «…Я слез в канаву и, согнав впившегося в середину цветка и сладко и вяло заснувшего там мохнатого шмеля, принялся срывать цветок» автор и показывает, что ему вздумалось именно сорвать и причем этот репей:-).

Сейчас нельзя писать «…который у нас называют „татарином“ и который старательно окашивают», это два подряд «который» убивают современный текст, ведь легко можно первое заменить на «его», а второе вообще опустить, получится: «…его у нас называют „татарином“ и старательно окашивают».

Чтобы все нагляднее, рассмотрим тот же отрывок без этих слов-сорняков:

«Я возвращался домой полями. Была самая середина лета. Луга убрали и только что собирались косить рожь.

Есть прелестный подбор цветов этого времени года: красные, белые, розовые, душистые, пушистые кашки; наглые маргаритки; молочно-белые с ярко-желтой серединой „любишь-не-любишь“ с прелой пряной вонью; желтая сурепка с медовым запахом; высоко стоящие лиловые и белые тюльпановидные колокольчики; ползучие горошки; желтые, красные, розовые, лиловые, аккуратные скабиозы; с чуть розовым пухом и чуть слышным приятным запахом подорожник; васильки, ярко-синие на солнце и в молодости и голубые и краснеющие вечером и под старость; и нежные, с миндальным запахом, тотчас же вянущие, цветы повилики. Я набрал большой букет, когда заметил в канаве чудный малиновый, в полном цвету, репей того сорта, который называется „татарином“ и который старательно окашивают, а когда нечаянно скошен, выкидывают из сена покосники, чтобы не колоть рук. Мне вздумалось сорвать и положить в середину букета. Я слез в канаву и, согнав впившегося в середину цветка и сладко и вяло заснувшего там мохнатого шмеля, принялся срывать цветок. Но мало того что стебель кололся со всех сторон, даже через платок, которым завернул руку, – он был так страшно крепок, что я бился минут пять, по одному разрывая волокна. Когда наконец оторвал цветок, стебель уже весь в лохмотьях, да и цветок уже не казался так свеж и красив. Кроме того, по своей грубости и аляповатости не подходил к нежным цветам букета. Я пожалел, что напрасно погубил цветок, который хорош в своем месте, и бросил. „Какая, однако, энергия и сила жизни, – подумал я. – Как он усиленно защищал и дорого продал свою жизнь“.»

Во фразе:

«…который называется „татарином“ и который старательно окашивают…» недостаточно просто вычеркнуть второе «который», но можно заменить другим словом, к примеру, «его».

Получится: «…который называется „татарином“, его старательно окашивают…» Кстати, всегда старайтесь при замене подбирать слово покороче. Хоть на один слог, но уже благозвучнее! Поэкспериментируйте на своих вещах, убедитесь.

И еще: современного человека уточнения ВСЕГДА раздражают. Это малограмотным в дореволюционной Руси надо было долго объяснять, но нам – не надо.

Потому фразу: «…который у нас называется „татарином“, его старательно окашивают, а когда нечаянно скошен, выкидывают из сена покосники, чтобы не колоть на него рук», надо заканчивать на: «…выкидывают из сена покосники». И все, ведь и так речь о колючем репье, не надо объяснять, что о него можно уколоть руки.

Это то же самое, что снять с дерева табличку «Дерево». Толстой, как видите, эти таблички развешивал. Но в те дикие времена еще можно было, а то и нужно, а вам уже нельзя.

Да, вы должны писать лучше, чем Толстой, Тургенев, Чехов и все классики, вместе взятые. Но ведь все сейчас поднялись на качественно иной уровень: производство автомобилей вместо карет, Интернет вместо почтовых курьеров, даже рядовые спортсмены легко выдают результаты, что не снились тогдашним чемпионам. Почему писатели должны быть исключением?

Снова с удовольствием о новых возможностях компа.

Я помню, как меня изумили и обрадовали новые возможности пишущей машинки. До этого я писал от руки, макая ручку со стальным пером в чернильницу. Частенько получались кляксы. Шариковых ручек тогда не было, но появились автоматические ручки, названные сокращенно авторучками, полые внутри с резиновой пипеточкой вверху, чтобы можно было набирать вовнутрь чернила. Это значительно ускорило процесс написания, ибо не надо было носить ручку к чернильнице, погружать носик в эту красящую жидкость, стараясь не слишком глубоко, ибо чересчур много чернил на пере означает немедленные кляксы, но и слишком мало тоже плохо, ибо после каждой буковки придется макать снова…